Крупным планом, 2006[роман-дневник] - Иван Сабило

Узнав об этом, мы потребовали выпустить нас из самолёта. Тогда нас стали возить кругами по лётному полю — как будто готовят машину к взлёту, а на самом деле продолжают убивать время. И только когда мы по-настоящему возмутились и готовились поднять бунт, наш самолёт направили на взлётную полосу. Г оспо- ди, когда же ты образумишь нашу матушку Россию? Когда вразумишь нас, что негоже столь недостойно вести себя перед заезжими толстосумами?!

Весь свой первый трудовой день, отвлекаясь по каким-то пустякам, я читал «К оружью, эскулапы!»

Вечером меня пригласил в свой кабинет Феликс Кузнецов. Спросил, удобно ли мне «наверху». Я кивнул. Он полистал перекидной календарь и сказал, что скоро день рождения Михалкова, нужно будет его поздравить. И попросил меня сказать ему несколько слов.

2 марта. Второй день на службе. Вышел второй по счёту и первый за 2006 год номер газеты «Дом Ростовых». В нём — материалы Шестого съезда МСПС. Среди прочих выступлений делегатов и моё — самое короткое. На съезде много говорилось о жульнических делах Арсения Ларионова и Тимура Пулатова: один умудрился продать часть строений «Дома Ростовых», а другой, по слухам, продал принадлежавший писателям многоэтажный дом на Поварской. В своём выступлении я вспомнил, как несколько лет назад в составе небольшой группы писателей — Ганичев, Распутин и кто-то ещё — ездил в Таллин по приглашению руководителя эстонской писательской организации Владимира Илляшевича. Там на встрече с учителями русского языка и литературы Валентину Распутину задали вопрос: «Отчего сейчас некоторые писатели пишут столь жалкие, лишённые ума и совести книги? И не стесняются снабжать их матом?»

Распутин в ответ: «А что вы хотите, если настолько изменилось время и многие в нём. Если раньше образ Смердякова создавал гений, то теперь сами смердяковы хлынули в литературу».

Вот вам и ответ, почему так ведут себя ларионовы и пулатовы. И только чувство брезгливости вызовет, если в своих сочинениях они будут изображать «честных» героев. Или героев — борцов за справедливость.

3 марта. Как хорошо, что у меня такой простой, скромный по габаритам и обстановке кабинет. Писатель — не чиновник, у него не должно быть роскошных апартаментов. И вообще, глупое это дело — обставлять себя роскошью.

Юбилейный творческий вечер к 70-летию Юрия Пахомова. Я тоже сказал несколько слов:

— Готовясь к выступлению, я собирался долго говорить о творчестве Юрия Николаевича. Но, когда подписал ему свою книгу, понял, что в своём автографе всё сказал: «Люблю глубокую, мужественную прозу Юрия Пахомова». Тем и ограничусь.

После вечера ко мне в кабинет поднялся Владимир Личутин. Сказал, что дела в Союзе писателей России плачевные — его руководство заботят только личные проблемы. И пригласил в гости, в Переделкино.

— В баньку пойдём? — спросил я.

— Там банька дорогая, нам с тобой не по карману — 400 рублей в час с человека.

— Найдём, — сказал я. — Только бы собраться.

6 марта. Ко мне пришёл Владимир Бояринов. Рассказывал о своих встречах с Юрием Кузнецовым. Надписал моей внучке Марии свою книжку про сказки и потешки. Я сказал, что в народных скороговорках и потешках много света, поэзии. Читаешь — и красочный, разнообразный мир перед тобой. Не то что иные стихи — одно пустозвонство.

Вспомнили строчку из Ю.Кузнецова: «Я пью из черепа отца.». Я сказал, что для меня эта строчка не столько языческая, сколько метафоричная: пить из черепа отца — значит жить отцовским опытом, его пониманием, его умом.

Владимир Георгиевич не согласился. Он сказал, что никакого отцовского опыта Юрий Кузнецов перенять не мог, так как его отец погиб в сорок четвёртом году, освобождая Севастополь, когда будущему поэту было всего три года. А строчку эту он понимает как скорбь сына или целого поколения детей, оставшихся без отцов, которых унесла война.

Я вспомнил, как в 2001 году в СП России ко мне подошёл Станислав Куняев и, узнав, что в Петербург я уезжаю поздно вечером, позвал в редакцию «Нашего современника». «А что у вас?» — спросил я. «Отметим юбилей Юрия Кузнецова. Мы уже отметили в ЦДЛ, а сегодня хотим продолжить в редакции, чтобы теплее.»

Поехали на его редакционной «Волге». Увидев Кузнецова, я пожал ему руку и похвалил: «Молодец, Поликарпыч, ты меня догнал!» — «Что значит — догнал? Я всегда был всех впереди!» — «Не переживай, я в том смысле, что мне 60 исполнилось в прошлом году, а тебе только сейчас». — «Ну, в этом смысле я бы тебя догнал лишь в том случае, если бы ты умер», — сказал он и налил водки.

8 марта. Мы с Сашей поздравили наших женщин. Судя по солнечной, яркой, морозной погоде вчера и сегодня, наши женщины достойно прожили весь год. Иначе с чего бы такая благодать?!

К нам приехал родной дядя Саши — Александр Леонидович Чеблаков. К столу мы все нарядились, особенно Машенька: в розовом платье с цветочками, в белых колготках, с золотой диадемой в светлых волосах — глаз не отвести. Пришли с ней на кухню, где в это время был Александр Леонидович. Он с улыбкой к ней, а она — в рёв. Долго успокаивали. А когда он подарил ей нарядную куклу, то сразу же стал другом — Машенька даже улыбалась ему и кокетничала, как это могут только дети, непосредственно и дружелюбно.

10-12 марта. 10 марта — день рождения Галины, а 13-го — Сергея Михалкова. В субботу вечером ходили с Галиной в театр имени Ермоловой, на «Фотофиниш» Питера Устинова. Спектакль оригинальный: главный герой, которому 80 лет, здесь же 60-летний, 40-летний и 20-летний. И его жена этих же возрастов. Много забавного, даже смешного, но, к сожалению, жизнь героев и события весьма плоские, без «шестых» чувств. И вообще без чувств. Так, словеса.

В театре встретили Сергея Есина, до недавнего времени ректора Литературного института (был переизбран в связи с достижением 70-летнего возраста). Я представил Сергея Николаевича Галине — она обрадовалась.

— Я знаю вашего «Имитатора», — сказала она. — В своё время многие зачитывались этой книгой.

Есин кивнул и спросил у меня:

— Какими судьбами? Вы теперь в Москве?

— Да, любовь к одной юной особе привела меня в ваш город.

— Интересно. И что за особа?

— Внучка Мария. Её рождение многое изменило в наших судьбах.

— Где-то служите?

— Предложили возглавить аппарат Исполкома МСПС. Я возглавил.

— Тяжелое дело. После того что там было, трудно восстанавливать нормальную обстановку. Пулатов и Ларионов постарались.

— Да, — сказал я. — Только и разговоров, что о них.

— Я, пока был ректором, — сказал он, — не допускал ни разрушения, ни растаскивания Литературного института. Наоборот, укреплял его. А пулатовы и ларионовы всё только себе, только под себя. Какое-то ущербное время, когда у многих атрофируется чувство собственного достоинства.